Михаил Круг — Роза

Сердце девичье верило сбудется, в жизни счастья настанет пора,
Hо не думала Роза, что влюбится по уши в молодого вора!
И не долго то счастье покоило — Бархат, золото, шелк и рубли.
Только сердце недоброе чуяло, на седьмицу за ним и пришли.

И казалась разлука ей вечностью, ненавидела Роза ментов.
«Разлучили!»- кричала сердечная. Посадили на восемь годков.
И писала она письма длинные: Колыма, Магадан, дальний край.
Время часики мерят старинные, а кукушка кукует: «Встречай».

Сердце екнуло. Ой, что-то сбудется…Как-то парень в окно постучал.
Пригласила домой гостя с улицы; милый весточку с другом прислал.
Передал ей привет от любимого, два годочка осталось скучать.
Роза стул сразу гостю подвинула. Есть он Бог, по всему и видать.

Да вы садитесь за стол, не побрезгуйте, отобедайте в доме моем.
Ка бы Розочка знала про беды те, что пришли к ней под вечер с парнем.
Он поел, а потом и попарился, стала кровь в его жилах играть,
И на кореша бабу позарился, про него стал фуфло ей толкать.

Мол, кентуха откинулся осенью, был досрочно он освобожден.
И добавилось Розочке проседи, как поверить, что это не сон.
Hу, а тот все толкал, как кормили вшей и какой он ему первый друг
И ещё будто с лярвою тамошней по амнистии двинул на Юг.

Как же жить ей, скажи, после этого, шесть годков, как один, день за днем
Все ложилась в кровать не согретую, и все сны ее были о нем.
А гостёк к ее сердцу разбитому словом ласковым ключик нашел
И поднес Розе стопку налитую, стал с ней жить, да глумиться, козел.

И она к этой суке доверчиво прижималась в постели бочком.
Hо к другой он ушел как-то вечером, а ей оставил долги с трипаком.
Сколько слез было, сколько страдания, как она проклинала пору,
Когда первый раз шла на свидание вечерком к молодому вору.

Восемь лет пролетело. И вспомнила: Милый был бы как раз в этот день.
Только рюмочку горькой наполнила, за окном вдруг увидела тень.
Он вбежал к ней, как сойка влюбленная: «Hаконец-то мы, Роза, с тобой!»
А она ему финкой каленою в грудь ударила: «За упокой».

Он смотрел ей в глаза опечаленно и без гнева с улыбкой сказал:
«Поцелуй же меня на прощание»,- и со вздохом последним упал.
Перед ней он, как перед иконою, в чем сумел заработать за срок:
Фофан, кембель, да ксива казенная да для нее Оренбургский платок.