Нет, не Музы счастливый избранник
И с нею не числился в браке —
Не пером, а кайлом извлекал то, что спрятано было в бумаге,
И русалочьих грез из чернил не вытягивал леской,
Да и дул не в свирель, а в рулон водосточной железки.
И в разлуке с тобой, и в разлуке с тобой, и в тревоге, —
Из какой темноты я вытягивал за руку строки!
Но срывались они, ускользали на горестном крике, —
Те ж, что выдал наверх, потеряли черты Эвридики…
Я б не трогал слова — просто мне не хватило таланта.
Посмотри, этот мир уместился в руках музыканта, —
Но, похоже, теперь даже с ними не много поправишь,
Что псалом из груди, что бином извлекая из клавиш.
Даже если дадут, даже если окажешься правым, —
Всем стараньям твоим не уйти за четыре октавы,
Хоть порою сквозь них, озаряя наш сумрак свечами,
Кто-то смотрит сюда — одинокий, высокий, печальный…
Нет, я думать не смел на такую загадывать карту —
Я озвучивал тех, чьи старанья остались за кадром
У эпохи моей, что под клюквой раскинула кущи,
У которой теперь барабаном расплющило уши.
Что ей слух повернет — то ль беда, то ли новая сказка?
Но не пой, не тянись за ансамблями песни и пляски.
Только здешнюю боль не сменяй на пустую свободу
И найди, сохрани этой жизни щемящую ноту.
Грянет в небе она, на глаголице эхом отвечу…
Этот птичий язык так повязан с родимою речью,
Что гусиным пером не сверни соловьиной основы
И в жемчужном зерне не открой петушиногоо слова.
Где вы, песни без слов? Мне до вас и не вытянуть шею.
Я не то что молчать — я еще говорить не умею.
Вот и горькую весть как помножить на длинные струны,
Коль у здешних Камен что ни вещи уста, то безумны?
Не зегзица в окне, а кукушка дежурная свистнет,
И с чугунных оград разлетятся чугунные листья.
И сухие столбы по безвременью время погонит,
И хозяйка Горы в ледяные ударит ладони.
Сводный хор домовых грянет в спину тебе от порога,
И родимых болот светляки обозначат дорогу, —
И большая река заспешит, заструится вдогонку,
Чтоб молчанье твое записать на широкую пленку…
Оглянись, посмотри — ничего за собой не оставил…
Исключенья твои — это формулы будущих правил.
Только та тишина, что бумажною дудкой построил,
Наконец обовьет твою тень виноградной лозою…
Где надежды рука? Кто вину мне подаст во спасенье?
Слышишь — в роще ночной поднимается детское пенье,
И встают высоко, возвращая остывшую нежность,
Золотая листва,
И звезда,
И пустая скворешня…