Ах, музыкальные крючки,
Кому звеним, кого хороним?!
Ах, барабанные смычки,
Зачем мозолите ладони?!
Зачем, взволнованно в кулак
Сжимая тоненькие перья,
Вы поднимали пестрый флаг
И пели песенку о вере?
Кто вам поверил?…
Гитары трогали в ночи,
Внушали скрипочкам сомненье,
Играли в ма-а-аленький оркестрик
Под ненадежным управленьем.
В дорогу звали трубачи,
Мелькал платок тамбур-мажора,
Но ни разу, черт возьми,
Не бывало дирижера.
Дирижера, дирижера
Не бывало никогда!
Но зато, но всегда, но всегда:
Тра-та-та-та
Тра-та-та-та
Тра-та-та-та-а-а…
Оркестрик, скрипочка, трубач —
Один, другой, а вон — уходит,
Но все время по земле
Барабанщики проходят.
Через горы и леса,
Пробиваясь сквозь туман,
Вот еще один идет,
Бьет в знакомый барабан.
Он стучал: «Пора сказать
Всем отчетливо и внятно!
Кто там рвется впереди —
Неужели непонятно?!
Только надо подойти,
Может, капельку поближе,
И тогда-то уж меня
Обязательно услышат!»
Он стучал, стучал, стучал!
(даже палочки сломались.)
Но никто не выходил,
Только дворники смеялись.
И, подвесив барабан,
Он стучал в него ногой,
И, отчаявшись вконец,
Барабанил головой.
Не пускали во дворы —
Он носил его по крышам,
Он стучался с ним в окно,
Но никто его не слышал,
Потому что, сделав круг
И присев за фортепьянчик,
Все играют и поют:
— «Иде ж ты, иде ж ты, барабанщик?»
И не слышат, и поют, и играют:
Ля — ля — ля!…
— Вы, кажется, что-то сказали?
Ах, вот оно… Вы не поете…
И ничего не слыхали…
Не курите и не врете,
И в доме нет даже гитары…
(случится ж такое в Аркадии!)
Что-что?… А-а-а…
Ну, конечно, Вы правы —
Наверно, играло радио…