I.
Этот город, построенный на болоте,
Не пригоден для нормального существованья.
Он подобен птице, застывшей в полете,
И медленно падающей в пропасти мирозданья.
А птица, если она не летает,
Уже не птица — и крылья повисли плетью,
А город спит на болоте — и оплетает
Нас какой-то невидимой сетью…
II.
Мы словно прикованы к этому городу
Какою-то странною, вечною цепью
К январской капели, к июльскому холоду,
К его полунищему великолепию.
Мы будто повязаны тесными узами
С воспетой поэтами невскою сыростью,
Где ветер пронзительный шепчется с музами,
А музы пугают своею немилостью.
И нам никогда не уехать отсюда,
От этого города грез и безумства,
И мы, безнадежно надеясь на чудо,
Свой век коротаем в плену вольнодумства,
Тоски и эстетства,
Не ведая средства
Хоть как-то судьбу изменить
Мы уезжаем, уплываем, улетаем в далекие края : В Лондон, Париж,
Новосибирск,
к черту на рога, а потом, изощряясь, изобретаем предлоги
для возвращения
в этот промозглый город, который какой-то шутник когда-то
назвал
Северной Венецией….
А значит, вовеки не сбыться пророчеству,
И пусту не быть Петербургу беспечному,
Но быть обреченному на одиночество,
Разбитый асфальт и дожди бесконечные.
Ноябрь 1996.