Зеркальце говорит: «Старимся, гражданочка.»
А на сердце горит поздняя цыганочка.
Почему, отчего, да по какому случаю
мы других бережём, а друг друга мучаем?
Перетянут букет золотыми нитями.
Ревновать в двадцать лет — это извинительно.
Не скажу где была, пусть ещё помается!
Вот была — да сплыла, так мне больше нравится.
Попугай номерок нам на счастье вытянул.
Сорок лет. В этот срок ревность упоительна!
Ах ты, мой дурачок, я тебе не верила.
Двадцать лет? Пустячок. Извини, проверила…
— Мелодия в ритме лодки
Ночью вода вертикальна как лес,
лес подошёл к воде.
Вёсла роняют задумчивый всплеск,
вторящий тишине.
Ночью, камыш вырастает звеня,
водоросли смелеют(?).
Небо уходит и тени огня
прячет среди теней.
Ночью острее встают камыши,
вёсла — как два крыла.
Капли роняют на выгнутый щит
маленькие тела.
Ночью звезда, опускаясь к ногам,
зябко дрожит в воде,
лес остывающий движется к нам,
волны чужих надежд.
Ночью, деревья отдельно, как мы:
каждому по звезде.
Сонные блики лежат у кормы,
сонно припав к воде.
Лодка, уютная как колыбель,
как колыбель чиста,
в лилиях в белых и в звёздах с небес,
как колыбель — в цветах.